Приплыли. А куда?

В нашем доме говорили «Приплыли!» С непередаваемой интонацией говорили, надо заметить… Правда, никогда не говорили: «Картина Репина «Приплыли». Зато говорили: «Картина Репина «Не ждали».

И ведь не то чтобы знали. Напротив, всегда казалось, что первое выражение какое-то жизненное, может быть, из «морских рассказов» или из так и не увиденного кино.

Но оказывается, существует устойчивое выражение: «Картина Репина «Приплыли». Картина, которой никогда не было.

История этого заблуждения известна. Ошибка произошла, когда на одной совместной выставке картина «Монахи. Не туда заехали» Льва Соловьева оказалась по соседству с полотнами Репина. Однозначно предполагается, что в массовом сознании одно с другим соединилось и превратилось в расхожую фразу «Картина Репина «Приплыли».

Женская купальня в реке, кто-то уже разделся и зашел в воду. Река неширокая, но и в таких реках бывает сильное течение. Видимо, этим течением и принесло сюда лодку с монахами. Монахи несколько оторопевшие, немного испуганные, хотя глаз у старшего и не без любопытства, и не без лукавства. Одним словом, приплыли…

А вот женщины как раз спокойны и деловиты.

В картине нет ни малейшего оттенка пошлости, ничего скабрезного, даже особой игривости не чувствуется — просто милая жанровая сценка на необычный сюжет, бытовое событие с элементом внезапности, поданное с мягким юмором. Но все же удивительно, что написал картину человек, который значительную часть жизни посвятил иконописи.

Лев Григорьевич Соловьев (1837 — 1919 годы) родился в крестьянкой семье, в детстве пришлось работать: был и пастухом, и поводырем слепых, шил сапоги и красил фургоны. Почти всю жизнь художник провел в Воронежской области, за исключением 6 лет в Санкт-Петербурге во время учебы. В детстве он уже любил рисовать, но за неимением красок пользовался мелом и углем.

Способного мальчика заметили, он уехал в Воронеж, где работал в иконописной мастерской, далее отбыл в Санкт-Петербург, где стал вольнослушателем Академии художеств. Даже несколько раз успешно выставлялся, но предпочел покинуть столицу и вернуться в родные края.

Там он занялся тем, что любил — иконописью: выполнял заказы, преподавал в семинарии. Позже он открыл в городе Частные рисовальные классы, в которой уроки велись совершенно бесплатно. Именно у него учились знаменитые в будущем советский художник Александр Куприн, русско-французский художник Павел Шмаров и русско-югославская художница Елена Киселева.

Хотя сам Лев Соловьев практически никуда не выезжал, он поддерживал дружеские отношения со всеми людьми, которые были ему интересны. Известна его дружба со знаменитым религиозным философом-футурологом, одним из основоположников русского космизма Николаем Федоровым. Последний писал о Соловьеве:

«Он как бы всех желает сделать рисующими, живописующими, как бы оживляющими, спасающими от смерти. Это человек не XIX, а XX века, …постоянно работающий для будущего».

Обидно, что сам Федоров не позволял себя рисовать, известен только один его портрет, сделанный тайком Леонидом Пастернаком — художником и отцом Бориса Пастернака. А ведь Лев Соловьев любил писать и портреты. Часть его работ сейчас находится в Третьяковской галерее и Русском музее, основное собрание в Сумском областном художественном музее (Украина) и на родине. Несколько картин погибло в войну при бомбежке Воронежа.

Кстати, у Андрея Тарковского в фильме «Андрей Рублев» есть сцена с языческим праздником Ивана Купалы. Там есть и обнаженные купающиеся в ночи, и сцена попытки соблазнения монаха. Тарковский был человеком с религиозным мироощущением, в каждой сцене у него заложены глубокие смыслы.

На полотне Соловьева шутливая обыденность «нечаянной встречи», без скрытых смыслов. Хотя, возможно, какие-то настроения разночинной интеллигенции конца 19 века в России и отражает. А два мальчика на берегу и сейчас смотрят прямо на зрителя: а вы-то чего уставились?

Дай Бог, чтобы все наши «Приплыли!» были столь же невинны, полушутливы, чреваты только легким конфузом. Чтобы все наши патовые ситуации внезапно оборачивались комизмом, легким смущением, зардевшимися щеками. А уж куда мы приплыли, куда коварным течением занесло — разберемся потихоньку.